– Конечно. И начнем с того, что в четверг пойдем в гости к Тому и Норме, как обычно.

Отстранившись, Джанет взглянула на мужа заплаканными глазами.

– Ты им скажешь?

– Чтобы испортить ужин? Ни за что.

– А ты сможешь поесть и не… – Она приложила два пальца к губам, надула щеки и закатила глаза. Стритер невольно улыбнулся.

– Не знаю, как насчет четверга, но сейчас я бы с удовольствием перекусил, – сказал он. – Пожалуй, соображу-ка я себе гамбургер. Или, может, махнуть в «Макдоналдс»? Привезу тебе молочный коктейль с шоколадом…

– Господи. – Джанет вытерла слезы. – Это чудо.

– Я не стал бы называть это чудом, – сказал доктор Хендерсон Стритеру в среду, – но…

С тех пор как Стритер обсуждал вопросы жизни и смерти под желтым зонтом мистера Элвида, прошло два дня. Завтра должен был состояться еженедельный ужин Стритеров у семейства Гудхью, в их обширном поместье, которое Стритер про себя называл «Дом, который возвел мусорщик». Беседа проходила не в приемной доктора Хендерсона, а в небольшом кабинете амбулатории Дерри. Хендерсон попытался отговорить Стритера от томографии, убеждая, что страховка не покроет процедуру, а результат разочарует. Тем не менее Стритер настоял на своем.

– Что «но», Родди?

– Метастазы рассосались, в легких чисто. Никогда не видел ничего подобного, двое моих коллег, которых я попросил взглянуть на снимки, – тоже. Более того – строго между нами – даже специалист, проводивший МРТ, никогда с таким не сталкивался, а уж он-то всякого навидался. Он предположил, что это просто компьютерный сбой.

– Но я-то себя хорошо чувствую, – сказал Стритер. – Потому и решил сделать исследование. Или в моем организме тоже сбой?

– Тебя тошнит?

– Было пару раз, но мне кажется, это из-за химиотерапии. Кстати, я решил ее отменить.

Родди Хендерсон нахмурился.

– Неразумно.

– Неразумно было ее начинать, дружище. Ты сказал: «Прости, Дэйв, шанс, что ты окочуришься до Дня святого Валентина, почти стопроцентный, так что давай испоганим жалкие остатки твоей жизни, накачав тебя отравой. Если я вколю тебе стоки со свалки Тома Гудхью, вряд ли будет хуже, чем после химии». А я, как дурак, согласился.

– Химия – последний шанс для таких, как… – с оскорбленным видом возразил Хендерсон.

– Хватит заливать, – добродушно отозвался Стритер и вдохнул полной грудью. Хорошо-то как. – При агрессивной форме рака химию проводят не ради пациента. Перед смертью он вынужден терпеть адские муки, чтобы потом, когда он помрет, врачи и родственники могли обняться у гроба и заявить: «Мы сделали все возможное».

– Жестко сказано, – произнес Хендерсон. – Но ты понимаешь, что может быть рецидив?

– Скажи это метастазам. Которых больше нет.

Еще раз взглянув на снимки потаенных глубин Стритера, по-прежнему мелькающих на слайд-шоу, Хендерсон вздохнул. Даже Стритер понимал, что там все чисто, но врач, кажется, остался недоволен.

– Не переживай, Родди, – ласково сказал он, как говорил Мэй или Джастину, когда у них терялась или ломалась любимая игрушка. – Дерьмо случается; чудеса тоже порой случаются. Я читал об этом в «Ридерз дайджест».

– По моему опыту, в кабинете МРТ чудес еще не случалось. – Хендерсон постучал ручкой по медицинской карте Стритера, значительно распухшей за три месяца.

– Все бывает в первый раз, – заметил Стритер.

Вечер четверга в Дерри, летние сумерки. Красные ленивые лучи уходящего солнца заливают три акра тщательно ухоженной и обильно политой земли, которую Том Гудхью имел наглость называть задворками. Стритер удобно устроился в шезлонге, слушая звон тарелок и смех Джанет с Нормой, загружающих посудомоечную машину.

Задворки? Фанаты «Телемагазина» так представляют себе рай.

Здесь был даже фонтан с мраморной статуей. Стритера почему-то особенно бесил именно этот голозадый херувим – разумеется, писающий, как же иначе. Идея, несомненно, принадлежала Норме – в колледже она изучала гуманитарные науки и мнила себя знатоком классического искусства, – но все же смотреть на этого купающегося в закатных лучах мраморного младенца, знать, что тот появился здесь исключительно благодаря мусорным доходам Тома…

Помянешь дьявола (или Элвида, подумал Стритер), он и появится. А вот и Мусорный Король собственной персоной, прихвативший за горлышки две запотевшие бутылки премиального пива «Споттед хен». Высокий и стройный, в рубашке с расстегнутым воротом и потертых джинсах, Том Гудхью будто сошел с рекламы в гламурном журнале. Стритер даже представил слоган: Живи полной жизнью, пей «Споттед хен».

– Решил, ты не откажешься еще от одной, раз за рулем твоя замечательная жена.

– Спасибо. – Стритер поднес бутылку к губам, сделал глоток. Пиво, конечно, выпендрежное, но хорошее.

Гудхью сел. Его младший сын, футболист Джейкоб, принес блюдо с сыром и крекерами. Парень был такой же красивый и широкоплечий, как Том в его годы. Наверное, девчонки-чирлидерши на него так и вешаются, подумал Стритер. Только успевай отбиваться.

– Мама сказала, что это вам понравится, – сообщил отпрыск Тома.

– Спасибо, Джейк. Уходишь?

– Ненадолго. Покидаю фрисби с ребятами на пустыре, пока не стемнеет, потом сяду за уроки.

– На ту сторону не ходите, там полно ядовитого плюща.

– Мы знаем. Пару лет назад Денни обжегся, да так, что его мама приняла ожоги за рак.

– Ого! – сказал Стритер.

– На обратном пути будь осторожен, сынок. Не лихачь.

– Ладно. – Паренек обнял отца за плечи и без малейшего смущения поцеловал в щеку. Стритеру стало горько. Тому Гудхью досталось не только отменное здоровье, роскошная жена и дурацкий писающий херувим, у него еще и красивый восемнадцатилетний сын, которому не стыдно поцеловать отца на прощание, прежде чем уйти гулять с друзьями.

– Славный парень, – с любовью заметил Гудхью, глядя Джейкобу вслед. – Много занимается, хорошо учится, в отличие от своего папаши. Мне повезло, ты всегда меня выручал.

– Нам обоим повезло. – Стритер с улыбкой положил на крекер кусочек сыра бри и бросил в рот.

– Рад, что у тебя хороший аппетит, дружище, – сказал Гудхью. – Мы с Нормой уж начали беспокоиться, все ли с тобой в порядке.

– Лучше не бывает, – ответил Стритер и сделал еще глоток вкусного (и, несомненно, дорогого) пива. – Что-то волосы начали редеть. Джанет говорит, так я выгляжу стройнее.

– Вот уж о чем дамам волноваться не стоит. – Гудхью провел ладонью по своей шевелюре, столь же густой и блестящей, как в восемнадцать лет. Ни одного седого волоска. Джанет Стритер в хорошие дни выглядела на сорок, но в алом свете заходящего солнца Мусорный Король смотрелся на все тридцать пять. Он не курил, не злоупотреблял спиртным и занимался в спортзале, который вел дела с банком Стритера, однако сам Стритер не мог позволить себе абонемент. Средний сын Тома, Карл, сейчас ездил по Европе с Джастином Стритером, и оба развлекались там на деньги Карла Гудхью. То есть на деньги Тома Гудхью.

О всеимущий, имя тебе Гудхью, подумал Стритер и улыбнулся старому другу.

Старый друг улыбнулся в ответ и легонько стукнул горлышком своей бутылки о горлышко бутылки Стритера.

– Жизнь хороша, верно?

– Да, хороша, – согласился Стритер. – Долгие дни, приятные ночи [48].

– Откуда это? – приподнял брови Гудхью.

– Просто в голову пришло. Но ведь так оно и есть.

– Своими приятными ночами я обязан тебе.